— Да почему ты вообще решила, что мы с тобой пойдём?! — Обвиняюще вскинулась Вася, но тут до неё наконец дошло, чьё согласие она услышала. — Что?!

— Я не передам данные о том, что шаттл и команда усиления уцелели, если так желает Миш. — Спокойно повторила Флоя, заставив Лиссу едва ли не подавиться возмущением.

— Этого может и не понадобиться. — Ответ мехны меня… обрадовал и смутил одновременно. Но больше обрадовал. Более того — где-то в груди я почувствовал навсегда, как мне казалось, забытое тепло… Этот жест — жест доверия! — я оценил и не собирался оставлять без внимания. — Флоя, как я понимаю, ты тоже согласна с оценкой Латты? Если так, то… мы можем «соскочить» сейчас — все вместе.

— Папа?! — А вот для деток моё решение оказалось сюрпризом. Разумеется — я же не распространялся о подробностях «прогулки» по Йорку. — Но… твои планы… наши планы! Всё придется начинать сначала!

— Нурс права, я доверяю её оценке ситуации. — Пришлось слегка надавить голосом. — А раз так, то и осуществление нормального увольнения после контракта под большим вопросом. Средства за выполнение основного контракта и миссий уже перечислены — достать их из банковской системы Йорка назад даже у комсостава «Панцирной рыбы» не выйдет. Может быть потом придумаем, как мы их вернём… если нам они вообще понадобятся — трофеи, которые можно обменять на средний грузовоз и шаттл сверху, окупят если не всё, то многое. Жалко только остатки снаряжения и оружия из Таниса — вот их точно вернуть не получится…

— Ха! С чего ты взял, что они ещё на корабле? — Вмешалась наёмница. Я немедленно вспомнил про брошенный дрейфовать в точке рандеву лёгкий транспорт. Во Нурс даёт! Кстати, могла бы и промолчать, но специально сказала, выказывая уровень доверия: ведь в этих контейнерах и моя и детей доля есть.

— Тем более. Раз появилась возможность выбора между риском вероятным, и вероятностью риска, я выбираю последнее. Мы уходим с «Бурей»! Флоя, ты со мной?

27

Вселенная — удивительное место. Можно всю жизнь путешествовать, и каждую минуту открывать для себя что-то новое. Вот, например, восьмая планета системы НК-4 — газовый гигант: мы находимся в самых верхних слоях атмосферы, где, в отличие от вакуума за её пределами, такое незначительное давление, что покрытие корпуса транспортёра едва может засечь следы внешней среды даже на близкой к первой космической (для этого небесного тела) скорости…

— Пап…

…На Земле уже на высотах в сто-сто пятьдесят километров от уровня моря кажется, что ты в космосе: небо чёрное, виден изгиб планетарной коры…

— Папа.

…а тут — жёлтый равномерный туман, и только после нескольких минут активного подъёма на полной мощности двигателей где-то в зените начинает темнеть…

— Папа!

…А ответ простой. Пыль. Мельчайшая, совсем как та, что слагает кольца. Кажется, она ещё и заряженная, и потому буквально левитирует, опираясь на мощное электромагнитное поле планеты…

— Папа!!!

— Мы уже всё друг другу сказали. — Я с сожалением оторвался от своей импровизированной созерцательной «медитации», возвращаясь к реальности. Немедленно накатили не самые приятные эмоции, от которых физически разболелась голова. И самым неприятным ощущением было чувство бессилия!

— Пап, мы…

— Решение принято, назад пути нет. Сейчас бесполезно его обсуждать. — Выдерживая ровный тон, повторил я. — Мы вернёмся к этому… разговору, как я уже вам сказал, когда сможем поговорить лицом к лицу.

Пути назад действительно нет: найти что-то в этом призрачном киселе можно даже не пытаться. Даже специализированный геодезический комплекс для орбитального сканирования бессилен: вероятность узким пучком лучей нащупать интересующий объект в глубинах плотной, наэлектризованной атмосферы гиганта такая маленькая, что ей заранее можно пренебречь — командир «Карата» знал это очень хорошо. После нашего отхода программа-автопилот, используя уцелевшие сопла ориентации, развернула бывший средний гражданский носитель носом к центру планеты и включила тягу трёх уцелевших маршевых двигателей — чтобы уже наверняка концы в воду… точнее, в водород. АШК-28 ушел с пологим снижением ещё раньше… Короче, перефразируя пословицу моих древних предков: что с орбиты упало, то пропало. А нам пришлось долго разгоняться для подъёма на не очень предназначенном для таких манёвров трофейном ганшипе, который по внутренним объёмам, после косорукой «модернизации» из транспортёра в вооружённую лоханку, стал больше похож на земной автомобиль. Если сейчас у нашего транспортного средства откажут одновременно оба основных двигателя, то единственная надежда будет на приводной аварийный маяк: на такой высоте он уже эффективен… если сверху найдётся, кому слушать. Впрочем, найдётся наверняка: все события с момента шлюзования в трюме «летающей батареи» заняли меньше часа — и на орбите, на месте дислокации орбитальной группировки «свободных», кипит ближний космический бой… если, конечно, пинками сбитое вместе для сопротивления корпам стадо, не разбежалось после гибели нескольких пастухов покрупнее. Кстати, мы это вот-вот узнаем: над головами уже тёмное небо и даже видно парочку самых ярких звёзд. Мысли невольно вернулись к тому, что произошло меньше двадцати минут назад. Чёрт. Чёрт! Как я мог так облажаться?!

— Нет. — Флоя ответила совсем тихо. Слова давались ей явно через силу, но она заставила себя говорить: — Я… не могу снять с себя… данные ранее обязательства. Простите. Прости, Миш.

Я достаточно хорошо знал Флою, чтобы даже не пытаться её уговорить: нет, значит — нет. Погано, но…

— Флоя! Флоя! — Я и не заметил, как Лисса переместилась к мехне — опять псионикой воспользовалась — и с экспрессией обняла женщину за шею. Обнимать кого-то в броне, когда сам в броне — то ещё развлечение, но мелкую это ничуть не смутило. Только зря она думает, что сможет мою напарницу… уже бывшую напарницу — уговорить. — Мы тебя не бросим!

Что ж, возможно, мы ещё встретимся когда-нибу… что?!

— ЧТО?!

— Мы остаёмся с Флоей, папа. Мы решили.

— Мы?!

— Да, мы. — Приземлился рядом со мной Егор. — Мы не можем её бросить.

— Да вы в своём уме?! — Я до сих пор не мог поверить своим ушам. — Гор, ты не слышал, что я сказал? А ты, Вася?

— Мы всё слышали. — Опять ответил сын и повторил. — Мы не можем её бросить.

— Когда это… — Я с огромным трудом заставил себя замолчать: фраза «когда это у тебя появилось собственное мнение?» явно не входит в топ-десять разумных аргументов для увещевания подростков. Скорее, наоборот — отличный способ заставить самого близкого человека тебя НЕ слушать. Моя собственная мать в своё время прекрасно это доказала — правда, мне уже было почти шестнадцать… И я всеми силами и всегда старался не походить в воспитании своих детей на своих родителей. — …Мне казалось, мои аргументы достаточно весомы. Может быть, я что-то неясно объяснил?

— Мы всё поняли, но мы останемся с Флоей. — Решительно подвела черту в разговоре дочь.

— Но почему?!

— Ты… просто не чувствуешь, пап. — В голосе Василисы послышались жалостливо-снисходительные нотки, которые ранили меня сильнее, чем даже смысл высказанного. — Если бы ты только чувствовал, ты бы согласился с нами.

О бож-же… Подростковый бунт. Сейчас. Они что, не понимают…

— Но ты, пап, если так хочешь, можешь идти. Мы и сами справимся. — Добил меня «контрольным» Егор.

Это было… больно. Очень больно. Почти так же, как тогда, когда пропала Ната, только острее, но одновременно и слабее… потому что мои дети всё ещё стояли тут, рядом со мной. А Гор… думаю, он просто не понял, что ляпнул. Так бывает — в пылу ссоры или спора порой очень тяжело контролировать свой язык, особенно если лет тебе не очень чтобы много… и у самого такое бывало. Потом он поймёт… они оба — поймут.

— Вы, может быть, забыли, что говорили вам я и мама. — Медленно и холодно напомнил я. — «Семья прежде всего». Раз вы отказываетесь внимать голосу разума, и уверены в своём поступке больше, чем в моих словах… я пойду за вами. Я вам верю. Что бы ни произошло после — мы встретим это вместе. Латта, Юн, Делонга: планы изменились — уходите одни.